Я вижу лицо Томаса Мора, уверена, у меня такое же удивленное выражение. Не могу поверить — королева осмелилась прилюдно бросить вызов его величеству. Ее дело в Риме разбирается Папой, а она преспокойно, даже вежливо, просит короля расстаться с любовницей. И вдруг я понимаю, почему она делает это. Только ради принцессы Марии. Чтобы пристыдить его и добиться разрешения уехать. Она рискует всем ради дочери.
Лицо короля становится багровым от бешенства. Опустив голову, молюсь — пусть его гнев минует меня. Взглянув искоса, вижу посла Шапюи в той же позе. Только королева, вцепившись в кресло, чтобы скрыть дрожь в руках, высоко держит голову, не сводя глаз с короля, на лице — заученное выражение вежливого интереса.
— Богом клянусь! — орет Генрих. — Никогда не отошлю леди Анну! Чем она может оскорбить разумного человека?
— Она ваша любовница, — спокойно замечает королева. — Это позор для богобоязненного семейства.
Генрих уже не кричит, а ревет. Он внушает ужас, как затравленный медведь.
— Нет! Она образец целомудрия!
— Она ваша любовница в мыслях и на словах, если не на деле, — спокойно возражает королева. — Она низкая, бесстыдная женщина и неподходящая компания для порядочных дам, тем более для христианской принцессы.
Генрих вскакивает на ноги, но королева не отступает.
— Какого дьявола вы от меня хотите? — брызжет слюной ей в лицо.
Она не отворачивается, не закрывает глаза.
— Я хочу увидеть принцессу Марию, — говорит она спокойно. — Вот и все.
— Пожалуйста! — вопит он. — Бога ради! Оставьте нас в покое. Убирайтесь куда хотите, да там и оставайтесь!
Екатерина медленно качает головой:
— Я не брошу вас даже ради дочери, даже если вы разобьете мне сердце.
Повисает долгая мучительная пауза. Я оглядываюсь. У королевы на глазах слезы, но лицо по-прежнему спокойно. Только что она потеряла шанс увидеть дочь, даже если принцесса при смерти.
Генрих с ненавистью глядит на королеву, а она кивает слуге позади ее стула и спокойно произносит:
— Налейте еще вина его величеству.
Король резко отодвигает кресло, скрип ножек по деревянному полу как вопль. Посол, лорд-канцлер, все остальные тоже неуверенно поднимаются. Король без сил падает в кресло, придворные вразнобой садятся снова. Королева обессилена ссорой, но не побеждена.
— Прошу вас, — говорит она чуть слышно.
— Нет! — отвечает король.
Через неделю она пытается снова. Я при этом не присутствовала, мне потом все рассказала Джейн Сеймур.
— Король кричит, а она стоит на своем. И как она только осмелилась?
— Ради дочери, — отвечаю с горечью. Юное лицо, глаза, широко раскрытые от ужаса. Пока я не родила детей, была такой же дурочкой. — Она хочет быть со своим ребенком. Тебе не понять.
Доктора заявили — принцесса при смерти и каждый день спрашивает, когда приедет мать. Только тогда Генрих перестал мучить королеву, приказал перенести Марию в паланкине в Ричмонд, чтобы королева могла встретиться с ней там. Я пошла на конюшенный двор проводить ее.
— Бог да благословит ваше величество и принцессу.
— По крайней мере, буду с ней, — вот и все, что она сказала.
Я кивнула, отступила назад, кавалькада тронулась. Штандарт королевы впереди, за знаменосцем — полдюжины всадников, следом сама королева, несколько придворных дам, еще верховые. Вот она и уехала.
Уильям Стаффорд на другом конце двора наблюдает, как я машу рукой на прощание.
— Наконец-то она встретится с дочерью.
Он сам идет ко мне, чтобы уберечь мое платье от грязи.
— Говорят, ваша сестра дала слово — королева больше не вернется ко двору. Она сказала — одна поездка верхом, и Екатерина упустит корону из-за дурацкой любви к дочери.
— Ничего не знаю, — упрямо заявляю я.
Он смеется, карие глаза вспыхивают.
— Сегодня вы очень несведущи. Разве вас не радует возвышение сестры?
— Не такой ценой, — отворачиваюсь и иду прочь.
Он догоняет меня, прежде чем я успеваю сделать пару шагов.
— Поговорим лучше о вас, леди Кэри. Я давно вас не видел. Вы хоть думали обо мне?
Я медлю с ответом.
— Разумеется, нет.
Он вдруг оказался очень близко.
— Я и не надеялся. Я могу шутить с вами, мадам, но хорошо знаю, насколько вы выше меня.
— Вот именно!
Куда девалась моя вежливость?
— Я помню, — заверяет он снова. — Но мне казалось, мы симпатизируем друг другу.
— Не могу я играть с вами в такие игры, — мягко возражаю я. — Разумеется, я не думала о вас. Я дочь графа Уилтшира, а вы всего лишь на службе у моего дяди.
— Слишком недавний титул, — спокойно говорит он.
Я нахмурилась, слегка сбитая с толку.
— Какая разница, дан титул сегодня или сотни лет назад? Я дочь графа, а вы кто?
— Но сами-то вы, Мария? Оставим титулы в покое. Вы, прелестная Мария Болейн, когда-нибудь думаете обо мне? Ищете со мной встречи?
— Никогда, — резко отвечаю я и ухожу, а он так и стоит в сводчатом проеме стены.
Двор переехал в Виндзор. Принцесса Мария, все еще худая и бледная, вернулась в замок вместе с матерью. Конечно, король ласков со своим единственным законным ребенком, а по отношению к королеве то смягчается, то ожесточается вновь, смотря по тому, кто рядом — моя сестрица или его дочь.
Королева, уже давно толком не спавшая из-за бесконечных молитв и ухода за дочерью, слишком измученная, чтобы приветствовать короля улыбкой и реверансом, тем не менее остается неизменной звездой на дворцовом небосводе. Я вошла с букетиком ранних роз. Она мне улыбнулась.