— Не может быть!
— А когда королева прибыла в Сити и устроила праздник, толпа окружила замок Или, все благословляли ее и клялись, что никогда мне не покорятся.
— Кучка недовольных слуг.
— Или нечто большее. Что, если меня ненавидит вся страна? Каково королю слышать, как они поносят и проклинают меня? Думаешь, такой человек, как Генрих, вынесет, что вдогонку ему летят проклятья? Его же все восхваляли с самого рождения.
Анна совсем приуныла.
— Они привыкнут. Священники станут проповедовать во всех церквях — ты его законная жена, а когда родится сын, все тем более изменится, станешь спасительницей страны.
— Вот именно, — медленно произнесла она. — На этом-то все и держится. На сыне.
Анна не зря боялась толпы. Как-то перед Рождеством мы поплыли из Гринвича вверх по реке на обед с лордом Тревельяном. Это не был парадный прием, никто о нем не знал. Король обедал с французскими послами, и Анне пришла фантазия отправиться в Сити. При ней я, еще несколько придворных. На реке уже холодно, мы кутаемся в меха. Никто не мог видеть наших лиц, когда лодка причалила к дому Тревельяна, и мы высадились на берег.
Но кто-то все же нас заметил, узнал Анну. Мы даже есть начать не успели, как вбежал слуга и прошептал на ухо лорду Тревельяну, что к дому движется толпа. Быстрый взгляд на Анну — и все поняли, зачем они идут. Она вскочила на ноги, лицо белее жемчужного ожерелья на шее.
— Вам лучше уехать. — Лорд позабыл о вежливости. — Я не смогу обеспечить вашу безопасность.
— Отчего же? — спросила Анна. — Прикажите закрыть ворота.
— Бога ради, их тысячи. — Его голос срывался от страха. Теперь мы все повскакали на ноги. — Это не шайка новичков, это целая толпа, они поклялись повесить вас на стропилах. Вам лучше вернуться в Гринвич, леди Анна.
Выслушав его решение выставить ее из своего дома, Анна колебалась одно мгновение.
— Лодка готова?
Кто-то побежал звать лодочника.
— Мы легко с ними справимся! — воскликнул Франциск Уэстон. — Тревельян, сколько у вас людей? Примем вызов, дадим этим негодяям урок и пообедаем, наконец.
— У меня триста человек, — начал лорд.
— Прекрасно, раздайте им оружие.
— А на улице восемь тысяч, и толпа все растет.
Гробовое молчание.
— Восемь тысяч? — прошептала Анна. — Восемь тысяч человек в Лондоне выступили против меня?
— Не медлите, — добавила леди Тревельян. — Бога ради, садитесь в лодку.
Анна вырвала у женщины свою накидку, я схватила первую попавшуюся, придворные дамы плакали от страха. Одна из них бросилась вверх по лестнице, испугавшись, что нас догонят и на реке. Анна выскочила из дома, пронеслась по темному саду, бросилась в лодку, я за ней. Франциск и Уильям следом за нами. Остальные придворные отвязали канат, оттолкнули лодку, они даже не поплыли с нами.
— Головы ниже, накройтесь чем-нибудь, — крикнул один из них нам вслед. — И спустите королевский штандарт.
Какое унижение! Один из лодочников выхватил нож, перерезал веревку из страха — вдруг народ Англии увидит флаг своего короля, не удержал, флаг выскользнул у него из рук и упал за борт. Я видела — он закружился в воде и пошел ко дну.
— Не обращай внимания, греби! — крикнула Анна, закрывая голову мехом.
Я тоже пригнулась, мы вцепились друг в друга, я чувствовала — она вся дрожит.
Мы смогли разглядеть толпу, только когда нас закружило в водовороте. Зажглись факелы, и пляшущие вспышки света отразились в темной воде. Цепочка огней, казалось, уходила в бесконечность. Даже до реки доносятся проклятья моей сестре. За каждым яростным выкриком следует взрыв одобрения, взрыв неприкрытой ненависти. Анна, трясясь от страха, съежилась на дне лодки, теснее прижалась ко мне.
Лодочники гребут как одержимые. Если на лодку нападут, в такую погоду никому из нас не уцелеть. Коли узнают, что мы уплыли, толпа начнет швырять булыжники, устремится вдоль берега, чтобы добраться до нас, раздобудет, если надо, лодки — заберет силой и погонится за нами.
— Гребите быстрее, — шипит Анна.
Лодка идет рывками, бить в барабан или криком задавать темп слишком опасно, если хотим ускользнуть от толпы под покровом темноты. Я взглянула через борт, огней стало меньше, будто люди вглядываются во мрак, будто чуют со сверхъестественным нюхом диких зверей — женщина, которая им нужна, тут, всего в нескольких ярдах.
Процессия продолжает путь, движется к дому Тревельяна, извивается вдоль реки, кажется, огни растянулись на мили. Анна садится, поправляет чепец, на лице застыло выражение ужаса.
— Думаешь, он сможет защитить меня от этого? — спрашивает она яростно. — От Папы — да, особенно если церковные должности окажутся в его ведении. От королевы — конечно, особенно если получит сына и наследника. Но против собственного народа, если за мной придут среди ночи с факелами и веревками? Думаешь, он мне поможет?
Рождество в Гринвиче прошло тихо. Королева прислала Генриху в подарок золотой кубок, а он отослал его обратно вместе с холодной запиской. Почему-то все время ощущалось ее отсутствие, дворец без нее пуст, словно дом без любимой матери. Она никогда не была такой чрезмерно искрящейся, блестящей, соблазнительной, как Анна, просто она всегда была.
Ее правление продолжалось так долго, что мало кто мог вспомнить английский двор без нее.
Анна, как всегда, прекрасна, обаятельна, деятельна. Без устали поет и танцует, подарила королю пучок новомодных стрел, а он завалил целую комнату дорогими тканями на платья, вручил ей ключ и любовался, как она входит и вскрикивает от радости при виде разноцветных полос, свисающих с золотых шестов. Он осыпал подарками и всех Говардов, мне, например, подарил расшитую кружевами рубашку. Но все равно нынешнее Рождество больше похоже на поминки. Всем не хватает умиротворяющего присутствия королевы, все хотят знать, что она делает в расчудесном дворце, доме своего бывшего врага, который в конце концов нашел мужество признать ее правоту.