Другая Болейн - Страница 166

166

— Твои родственники всегда поражают меня своим умением воспринимать любое событие в свете собственных интересов, — учтиво замечает он.

— Имеешь в виду веселье по случаю смерти королевы?

— Вдовствующей принцессы, — одновременно поправляем мы с Уильямом.

— Ага, именно ее, — ухмыляется Георг. — Конечно мы рады. Твой изъян, Уильям, — отсутствие честолюбия. Ты не понимаешь, в жизни есть только одна цель.

— Какая же? — интересуется мой муж.

— Всего и побольше, — просто отвечает брат. — И чем больше, тем лучше.

Весь мрачный холодный январь мы с сестрой провели вместе — читали, играли в карты, слушали музыку. Георг все время подле Анны, как любящий муж, — подает питье, подсовывает подушку под спину, она просто расцветает от его внимания. У нее также появилась слабость к Екатерине, и я имела возможность наблюдать, как моя дочь, подражая манерам придворных дам, грациозно сдает карты или перебирает струны лютни.

— Вижу, растет настоящая Болейн! — Анна одобрительно смотрит на Екатерину. — Слава Богу, у нее мой нос, не твой.

— Я каждую ночь благодарю Бога за это. — Сарказм всегда ускользает от Анны.

— Мы должны подыскать ей хорошую партию. Она же моя племянница, и король проявит интерес.

— Не хочу пока выдавать ее замуж, тем более против воли.

— Она же Болейн, ее брак совершится по выбору семьи.

— Она — моя дочь, и ее не продадут тому, кто даст лучшую цену. Ты можешь обручить Елизавету в колыбели, это твое право, в один прекрасный день она станет принцессой, но мои дети будут детьми, пока сами не захотят вступить в брак.

Анна кивнула, пусть будет так.

— Твой сыночек по-прежнему принадлежит мне, — заметила, чтобы сравнять счет.

— Никогда не забуду, — стиснула зубы, но голос звучит спокойно.

Погода держалась ясная. Каждое утро подмораживало, гончие хорошо брали след и гнали оленя через парк и дальше, по полям. Лошадям приходилось тяжелее. Генрих менял коня дважды, трижды в день, парясь под толстым плащом в ожидании конюха со свежей охотничьей лошадью в поводу. Он скакал как юноша, потому что снова ощущал себя молодым — будущий отец сына от прелестной жены. Екатерина умерла, словно ее никогда и не было, Анна ждет ребенка, вернулась его вера в себя. Бог улыбается Генриху, и он верит — так и должно быть. В стране царит мир. Теперь, когда королева умерла, не будет угрозы испанского вторжения. Результат — лучшее доказательство. Раз в стране мир и Анна беременна — значит, Бог против Папы и императора Испании. Самонадеянно считая, что Бог на его стороне, Генрих совершенно счастлив.

Анна тоже довольна. Мир принадлежит ей, как никогда раньше. Екатерина, соперница, теневая королева, омрачавшая ее путь к трону, наконец мертва. Дочь Екатерины, которая угрожала правам ее детей на трон, теперь вынуждена признать поражение, занять второе место. Елизавете присягнули на верность все мужчины, женщины и дети в стране, те же, кто отказался, — в Тауэре или кончили жизнь на плахе. И самое лучшее — Анна носит под сердцем крепкого, быстро растущего ребенка.

Генрих объявил — состоится рыцарский турнир, каждый, кто считает себя мужчиной, должен, взяв коня и оружие, принять вызов. Генрих сам решил сражаться, вновь обретенная молодость и самоуверенность толкают его бросить вызов всем и каждому. Уильям, без конца жалуясь на дороговизну, одолжил доспехи у другого бедного рыцаря и выступил в первый день турнира, больше заботясь о коне, чем о победе. Он удержался в седле, но противник без труда был признан победителем.

— Помоги мне Боже, я вышла замуж за труса! — говорю я.

Уильям подходит к нашему шатру. Впереди, под навесом, сидит Анна, закутанные в меха дамы стоят позади.

— Видит Бог, ты права. Зато моя охотничья лошадь не получила ни царапины, а это куда важнее, чем считаться героем.

— Ты простой человек. — Я нежно улыбаюсь ему.

Обнимает меня за талию, притягивает к себе, целует украдкой.

— У меня заурядные вкусы — люблю жену, люблю мир и покой, люблю свою ферму, а самый лучший обед для меня — кусок хлеба с ломтиком бекона.

Прижимаюсь ближе, шепчу:

— Хочешь уехать домой?

— Только вместе с тобой, — мирно отвечает Уильям. — Она родит и отпустит тебя.

Генрих выступал в первый день и добился победы. На второй день Анне с утра нездоровилось, поэтому она решила сойти вниз только в полдень. Мне она велела не отходить от нее, часть придворных дам тоже осталась, а другие отправились смотреть турнир. Дамы в ярких платьях, некоторые джентльмены — уже в доспехах.

— Георг позаботится об этой Сеймур, — заявила Анна, глядя в окно.

— Король будет думать только о поединке, — успокоила я. — Он больше всего на свете любит выигрывать.

Утро мы провели мирно. Снова разложили престольную пелену, я взялась за большую, скучную полоску травы, Анна вышивает покров Богородицы. Между нами простирается длиннющий кусок, еще ждущий своего часа, — святые попадают на небеса, черти низвергаются в ад. Вдруг за окном шум — всадник галопом проскакал к замку.

— Что там? — Анна подняла голову от вышивания. Встав на колени на скамью под окном, я выглянула наружу:

— Кто-то несется как сумасшедший. Въехал на конюшенный двор. Интересно зачем…

Я прикусила язык. Две крепкие лошади вывозят из конюшенного двора королевские носилки.

— Что там? — спросила Анна у меня за спиной.

— Ничего. — Я вспомнила о ее ребенке. — Ровным счетом ничего.

Она поднялась с кресла, встала у меня за спиной, но носилки уже исчезли из виду.

166