Другая Болейн - Страница 23

Я подвинулась чуть ближе. Сейчас, подумала я, до него донесется аромат духов. Наклонила голову и почувствовала — волосы упали тяжелой волной. Я видела, он переводит взгляд с лица на волосы, с волос на лицо. Позади меня тихонько закрылась дверь, Георг, не говоря ни слова, вышел. Генрих даже не заметил его ухода.

— Вы оказываете мне честь, ваше величество, — прошептали мои губы.

Он покачал головой, не от нетерпения, просто как человек, у которого нет времени на все эти игры.

— Я хочу тебя, — решительно повторил он снова, будто женщине ничего другого и знать не надо. — Я хочу тебя, Мария Болейн.

Я снова ступила чуть ближе, наклонилась. Почувствовала тепло его дыхания, губы на моих волосах.

— Мария, — прошептал он, задыхаясь от желания.

— Ваше величество?

— Зови меня Генрих, хорошо? Хочу услышать, как твои губки произносят мое имя.

— Генрих.

— А ты меня хочешь? — зашептал он. — Меня, мужчину? Будь я крестьянином у твоего отца, ты бы меня хотела? — Он поднял мой подбородок, взглянул прямо в глаза. Я не отвела взгляда.

Нежно, ласково коснулась его лица, провела ладошкой по мягкой курчавой бороде. Он прикрыл глаза, потом повернул лицо и поцеловал мою руку, все еще ласкавшую его лицо.

— Да, — ответила я. Что за дело, какая все-таки чушь, разве можно представить себе этого человека кем-то иным, не королем Англии. Король всегда остается королем, а я всегда остаюсь Марией из рода Говардов. — Будь ты никто и будь я никто, все равно бы тебя любила. Будь ты крестьянин, убирающий хмель, я бы тебя любила. Будь я девчонка, убирающая хмель, любил бы ты меня?

Он притянул меня ближе, тепло его рук грело сквозь корсаж.

— Да, да, — уверял он. — Я везде бы тебя узнал по твоей верной любви. Кто бы я ни был и кто бы ты ни была, я всегда тебя узнаю по твоей верной любви.

Наклонился и поцеловал меня, сначала чуть касаясь, нежно, а потом все сильнее и сильнее. Губы такие теплые. Повел меня за руку к постели под балдахином, уложил, зарылся лицом между пышных грудей, не сдавленных корсажем, так заботливо ослабленным для него Анной.

На рассвете я приподнялась на локте и глянула в квадраты стекол в свинцовых рамах. Небо становилось светлее, я знала — Анна тоже сейчас глядит на восходящее солнце, наблюдает, как разгорается заря, и думает — ее сестра стала любовницей короля и самой влиятельной дамой в Англии, уступающей лишь королеве. Интересно, о чем она сейчас мечтает, сидя у окна, слушая, как утренние птички робко пробуют свои первые нотки. Что она чувствует — король предпочел меня, от меня теперь зависит благосостояние семьи. Каково это, знать — я, а не она, нежусь в королевской постели.

Говоря по правде, все и так ясно. В ней сейчас бурлит та самая смесь чувств, которую всегда испытывала я — восхищение и зависть, гордость и бешеное соперничество, страстное пожелание успеха сестре и непреодолимое желание, чтобы соперница с треском провалилась. Король повернулся на другой бок.

— Ты проснулась? — раздался полуприглушенный одеялом голос.

— Да. — Я тут же очнулась от мечтаний. Что сейчас делать, уходить? Нет-нет, из множества покрывал выпросталось улыбающееся лицо.

— С добрым утром, красавица моя, как спалось?

Отражая его радость, ответила сияющей улыбкой:

— Прекрасно.

— Весела и довольна?

— Счастливее, чем когда-либо в жизни.

— Тогда иди сюда. — Он протянул ко мне руки, я скользнула в его объятья, в теплый запах его тела, ощутила крепкие бедра, руки, обнимающие мои плечи, лицо, зарывшееся в мою шею.

— О, Генрих, — ребячливо протянула я, — любовь моя.

— Знаю, знаю, — улыбнулся обворожительной улыбкой. — Подвинься-ка поближе.

Я оставалась с ним, пока солнце уже совсем не взошло. Теперь пора поторапливаться обратно к себе, а то скоро слуги заполнят все коридоры.

Генрих сам помог мне надеть платье, затянул шнуровку сзади на корсаже, набросил мне на плечи свой плащ — защитить от утреннего холода. Открыл дверь спальни, мой брат Георг лежал, примостившись на скамье под окном. Увидел короля, вскочил, поклонился, шляпа в руках. Увидел меня за широкой спиной короля, улыбнулся нежно.

— Проводи мадам Кэри к ней в комнату, — приказал король. — Пошли ко мне пажа, Георг, хочу сегодня начать день пораньше.

Георг поклонился, протянул мне руку.

— И приходи сегодня на мессу в мою часовню, — уже в дверях спальни обернулся король.

— Благодарю вас. — Брат с беззаботной грацией поблагодарил за величайшую милость, которой только мог удостоиться придворный. Пока я ныряла в реверансе, дверь за королем закрылась, и мы пустились в обратный путь через приемную и залу.

Было уже поздно, младшая прислуга сновала взад и вперед, разжигая огромные бревна в камине парадного зала, подметая полы. Солдаты, спавшие, положив головы на столы, поднимались, протирали глаза, зевали, проклинали крепкое вино, ударившее вчера в голову.

Я накинула капюшон королевского плаща, прикрыла растрепанную гриву волос, мы быстро пробежали через залу и вверх по лестнице к покоям королевы.

Георг постучал, Анна открыла дверь, впустила нас. Лицо побледневшее, явно всю ночь не спала, глаза покраснели. Что за удовольствие глядеть, как сестра бесится от зависти.

— Ну и как? — бросила она.

Я взглянула на несмятое покрывало:

— Ты не ложилась?

— Не могла, надеюсь, ты-то поспала хоть немножко.

Я сделал вид, что не замечаю ее непристойных намеков.

— Давай рассказывай, — скомандовал Георг. — Нам просто нужно знать, все ли у тебя в порядке, Мария. Отец захочет узнать, и мама, и дядя Говард. Тебе лучше сразу привыкнуть — придется о таких вещах говорить вслух. Это теперь не твое личное дело.