— Он меня любит, — неуверенным тоном произнесла я. — Я не одна из многих.
Я повернулась, посмотрела в окно. Клочья тумана клубились над рекой, точно пыль под кроватью.
— Ты всегда одна из многих, — жестоко рассмеялась в ответ Анна. — Нас немало, девушек из семейства Говардов, прекрасно воспитаны, всему научены, хорошенькие, молоденькие, способные рожать. Можно бросать на стол по одной, как кости, пока кому-то не повезет. И ничего особенного не случится, бери одну за другой, а потом отбрасывай за ненадобностью. Всегда найдется наготове следующая, еще одна шлюшка из выводка. Ты еще не родилась, а уже была одной из многих. Не прилепится он к тебе — отправишься обратно к Уильяму, а они найдут еще одну ему в искушение, и представление начнется с самого начала. Они ничего не теряют.
— Но мне есть что терять! — воскликнула я.
Сестра склонила голову набок и взглянула на меня, словно советуя вернуться к реальности, забыть нетерпеливую детскую страстность.
— Конечно, тебе есть что терять. Невинность, первую любовь, доверие. Может быть, даже разбитое сердце. Бедная глупышка Марианна, — мягко сказала она. — Один пытается тобой задобрить другого, а тебе достается только разбитое сердечко.
— Так кто же будет следующей? — Моя боль обратилась в насмешку. — Кого еще из семейства Говардов уложат в его постель? Я, кажется, догадываюсь — другую сестру Болейн!
Она бросила на меня быстрый взгляд — глаза, черные как ночь, затем темные ресницы снова прикрыли пылающий взор.
— Ну нет, не меня, у меня свои планы. Мне ни к чему рисковать взлетами и падениями.
— Ты мне сама велела рисковать, — напомнила я ей.
— Тебе это подходит. Я не буду жить такой жизнью, как ты. Ты всегда делаешь, что прикажут, выходишь замуж, за кого велят, спишь в той постели, где велят. Я не такая, у меня своя дорога.
— Я тоже могу пойти своей дорогой.
Анна недоверчиво улыбнулась.
— Уеду в Гевер и буду жить там, — начала я. — Не останусь при дворе. Если я больше не у дел, отправлюсь в Гевер. Этого у меня не отнять.
Дверь опочивальни открылась, я заметила, оттуда вышли горничные, груженные простынями с кровати королевы.
— Второй раз за неделю приказывает поменять белье, — раздраженно проговорила одна.
Мы с Анной быстро переглянулись.
— А простыни запачканы? — тут же спросила Анна.
Горничная ответила дерзким взглядом:
— Королевские простыни! Вы что, хотите, чтобы я вам показала королевские простыни?
Длинные пальцы Анны скользнули в кошелечек и выудили серебряную монету. Пряча монету, служанка торжествующе улыбнулась:
— Вовсе и не запачканные!
Анна отступила назад, а я придержала дверь для обеих женщин.
— Спасибо, — сказала вторая, изумленная моей вежливостью по отношению к прислуге, а потом кивнула мне и тихо пробормотала: — Вся в поту, бедняжка.
— Что? — переспросила я, с трудом веря, она сообщает мне информацию, за которую французский посол не пожалел бы королевского выкупа, а каждый придворный в стране только и жаждал, что знать. — Ты говоришь, у королевы приступы ночного пота? Входит в возраст, да?
— Если еще не вошла, то уже недалеко, — ответила служанка. — Бедная госпожа.
Я обнаружила отца и брата в большой зале, беседующих о чем-то, пока слуги вокруг них накрывают к обеду огромный, установленный на козлах стол. Отец поманил меня к себе.
— Отец. — Я опустилась в реверансе.
Он без особой нежности поцеловал меня в лоб и сказал:
— Дочь моя, ты хотела меня видеть?
На секунду меня пронзила холодная дрожь — вдруг он забыл мое имя.
— Королева не беременна, — начала я. — Сегодня у нее началось обыкновенное женское. В прошлые месяцы ничего не было — ясное дело, входит в возраст.
— Хвала Господу, — торжествующе воскликнул Георг. — Я сам с собой поспорил на один золотой. Она уже сказала королю?
Я покачала головой:
— Дамские дела начались у нее сегодня утром, она еще короля не видела.
Отец кивнул:
— Значит, мы узнали раньше него. А кто еще знает?
— Горничные, которые меняют белье, и любой, кто им заплатит. Уолси, наверно. Может, этот француз, если подкупил всех служанок.
— Тогда следует поторопиться, если хотим оказаться первыми, кто принесет ему эту новость. Мне самому сказать?
— Нет, — покачал головой Георг, — дело слишком интимное. Может, лучше Мария?
— Ей не стоит сообщать известия, которые его разочаруют, — возразил отец. — Лучше не она.
— Тогда остается Анна, — предложил брат. — Это должен быть кто-то из нашей семейки, напомнить ему о Марии.
— Да, у Анны получится, — согласился отец. — Она всякому сумеет заморочить голову.
— Она в саду, — подала я голос. — Там, где стрельбище лучников.
Мы втроем вышли из большой залы на яркое весеннее солнце. Дул холодный ветер, и желтые нарциссы кивали, залитые светом. У стрельбища толпилась группка придворных, среди них и Анна. Мы увидели, как она шагнула вперед, вгляделась в мишень, натянула лук — до нас донеслось позвякивание тетивы и глухой удар, сообщивший — стрела попала в самое яблочко. Раздались аплодисменты. Генрих Перси поспешил к мишени, выдернул стрелу и сунул было в свой колчан, явно намереваясь оставить себе.
Анна рассмеялась и протянула руку за стрелой, но заметила нас. Сестра немедленно оторвалась от компании и направилась в нашу сторону.
— Отец.
— Анна. — Ее он поцеловал с большей теплотой, чем меня до того.
— У королевы начались дамские дела, — прямо переходя к делу, бросил Георг. — Мы считаем, что ты должна сообщить об этом королю.