Анна сидит в кресле среди всеобщий неразберихи и раздает приказания. При виде Генриха кивает, но не встает, не делает реверанс. Ему, впрочем, все равно, беременная королева совсем вскружила ему голову, он, как мальчишка, падает перед ней на колени, кладет руку на округлившийся живот, смотрит в глаза.
— Нам понадобится крестильное платье для сына, — начинает Анна без предисловий. — Она забрала?
В королевском словаре „она“ значит только одно — исчезнувшую королеву, королеву, которую нельзя упоминать, но так трудно забыть. Ведь она сидела в этом самом кресле, готовила себе родильный покой в этой самой комнате, нежно, почтительно улыбалась королю.
— Оно ее собственное, из Испании.
— Марию крестили в нем? — допытывается Анна, уже зная ответ.
Генрих морщит лоб, пытается вспомнить.
— Да, длинное белое платьице, все в вышивке. Но оно принадлежит Екатерине.
— Платье все еще у нее?
— Мы можем заказать новое, — миролюбиво предлагает король. — Монахини сошьют какое захотите.
Анна вскидывает голову — этот номер не пройдет.
— Мой сын достоин королевского наряда. Он будет креститься в платье, которое носили все принцы до него.
— У нас же нет королевского наряда… — мямлит Генрих.
— Зато у нее есть, — обрывает Анна. — Могу поручиться!
Генрих признает свое поражение. Наклоняется, целует ее руку, сжимающую ручку кресла.
— Не огорчайтесь, — убеждает он. — Срок уже так близко. Клянусь, я пошлю к ней за крестильным платьем. Наш маленький Эдуард Генрих получит все, что вы захотите.
Она кивает, улыбается, треплет его кончиками пальцев по затылку.
Входит повивальная бабка, делает реверанс, объявляет:
— Комната готова!
— Навещайте меня каждый день, — говорит королю Анна. Это больше похоже на приказ, чем на просьбу.
— Дважды в день, — обещает Генрих. — Отдыхайте, моя любимая, время до появления нашего сына пройдет быстро.
Он снова целует ей руку, выходит, а мы направляемся в спальню. Стены там завешаны плотными гобеленами, ни звук, ни свет, ни свежий воздух не проникнут. По камышовым циновкам разбросаны травы — розмарин для аромата, лаванда для утешения. Вынесли всю мебель, кроме огромной кровати, в которой Анне предстоит провести целый месяц, да стола со стулом для повитухи. Несмотря на середину лета, огонь в камине разожжен, так что в комнате можно задохнуться. Горят свечи, хватит света читать или шить, а в ногах кровати стоит наготове колыбель.
На пороге темной, душной спальни Анна отшатывается:
— Не пойду, тут как в тюрьме.
— Всего на месяц, может, даже меньше.
— Я задохнусь!
— Все будет хорошо. Я же выдержала.
— Но я королева.
— Тем более.
Повитуха вырастает у меня за спиной.
— Вашему величеству нравится?
— Тут как в тюрьме.
Анна очень бледна.
— Все так говорят. — Повитуха смеется и вводит ее в комнату. — Вы будете рады отдохнуть.
— Скажи Георгу, пусть зайдет попозже. — Анна оборачивается ко мне. — И пусть приведет кого-нибудь забавного. Я не собираюсь сидеть в одиночестве. Здесь хуже, чем в Тауэре.
— Мы придем пообедать с тобой, — обещаю я. — А сейчас отдыхай.
Анна удалилась от двора, и король вернулся к обычному распорядку дня. Каждое утро с шести до десяти охота, потом обед, днем — визит к Анне, вечером — развлечения.
— С кем он танцует? — допытывается она въедливо как прежде, хотя лежит без сил, вся в поту.
— Ни с кем особенно. С Мадж Шелтон, с Джейн Сеймур. Леди Маргарита Стейн похваляется дюжиной новых нарядов. Но все это не важно, лишь бы ты родила сына.
— А с кем он охотится?
— Только в мужской компании, — лгу я. Сэр Джон Сеймур купил дочери чудесную охотничью лошадку. В синем платье Джейн отлично выглядит в седле.
Анна смотрит подозрительно.
— А ты-то сама не гонишься за ним? — спрашивает она мерзким голосом.
Качаю головой.
— Совершенно не жажду менять свою жизнь, — ответ достаточно честный.
Возьми себя в руки, прекрати думать об Уильяме. Когда представляю себе линию его плеч, как он лежит, обнаженный, в утреннем свете, каждый прочтет мои мысли по лицу. Я слишком принадлежу ему.
— Ты следишь за королем? Ради меня!
— Он ждет рождения сына, как и весь двор. Если будет мальчик, тебе нечего бояться. Ты сама знаешь.
Она кивает, закрывает глаза, откидывается на подушки, ворчит:
— Боже, скорей бы уж это кончилось.
— Аминь, — отзываюсь я.
Без надзора сестры я свободнее провожу время с Уильямом. Мадж Шелтон часто исчезает из нашей общей спальни, мы заключили негласный договор — всегда стучаться и сразу же уходить, если дверь заперта изнутри. Мадж совсем юная особа, но при дворе она быстро взрослеет. Она понимает, шансы на удачное замужество зависят от хрупкого равновесия — одновременно внушить мужчине страсть и не бросить тень на свою репутацию. А с тех пор, как я была молоденькой девушкой, двор изменился только к худшему.
Уловки Георга работают не хуже. Он, сэр Франциск, Уильям Брертон, Генрих Норрис без королевы остались не у дел. Утром охотятся с королем, днем их иногда зовут на совет, но большую часть времени они бездельничают. Волочатся за придворными дамами, удирают по реке в Сити, без объяснений исчезают на целую ночь. Я поймала брата как-то ранним утром. Любовалась восходом солнца над рекой и вдруг вижу — гребная лодка причалила к дворцовой пристани, Георг расплачивается с лодочником и не спеша идет по садовой дорожке.
— Георг! — позвала я, поднимаясь со скамейки между розовых кустов.