Другая Болейн - Страница 17

— Вот дура, — коротко бросил отец, оставив меня в недоумении, кого он имеет в виду — дочь или лошадь.

Он послал свою охотничью лошадь вперед, и моя лошадка, поняв, что опасности нет, послушно двинулась следом. Я въехала на подъемный мост позади отца и остановилась, ожидая, когда из караульной появятся слуги, чтобы отвести на конюшню наших лошадей. Мне помогли спешиться, и хотя после долгой езды ноги едва держали меня, я пошла следом за отцом по подъемному мосту, мимо сторожки, под угрожающие зубья решетки — прямо в приветливый внутренний дворик замка.

Парадная дверь открыта настежь, йомен-смотритель буфетной и старшие домочадцы кланяются отцу, с полдюжины слуг толпятся позади. Отец оглядывает всех — некоторые в ливреях, другие нет, две служанки поспешно развязывают фартуки из мешковины, надетые поверх парадных, — и обнаруживается несвежее полотно, кухонный мальчишка выглядывает из-за угла — глубоко въевшаяся грязь едва прикрыта тряпьем. Отец, уловив общее ощущение нерадивости и беспорядка, сдержанным кивком здоровается со своими людьми.

— Ну, хорошо. Это моя дочь Мария. Миссис Мария Кэри. Комнаты для нее приготовлены?

— Да, сэр. — Слуга поклонился. — Все готово. Спальня миссис Кэри приготовлена.

— А обед?

— Сию минуту.

— Мы поедим во внутренних комнатах. А завтра устроим обед в зале, пусть люди повидают меня. Передай всем — общий обед будет завтра. А сегодня вечером я не желаю, чтобы меня беспокоили.

Одна из служанок вышла вперед и присела в реверансе:

— Позвольте показать вам комнату, миссис Кэри.

Отец кивнул, и я последовала за ней. Мы прошли сквозь широкие двери, свернули налево, в узкий коридор. Каменная винтовая лестница ведет в хорошенькую комнату, где стоит кровать с бледно-голубым пологом. Окно выходит на ров с водой, дальше открывается вид на парк. Другая дверь — в небольшую галерею с каменным камином, любимую комнату моей матери.

— Умыться хотите? — грубовато спросила служанка, показывая на кувшин, полный холодной воды. — Могу горячей принести.

Я содрала с рук перчатки для верховой езды, протянула ей. Вспомнилась неизменно угодливая прислуга во дворце Эльтам.

— Подай горячей воды и проследи, чтобы сюда принесли мою одежду. Хочу сменить платье.

Она поклонилась и вышла, бормоча себе под нос, чтобы не забыть: «Горячая вода. Одежда».

Я подошла к окну, встала на колени на низкую скамью, выглянула наружу сквозь мелкие стекла в свинцовом переплете.

Весь день я пыталась не думать ни о Генрихе, ни об оставленном дворе, но сейчас, в этом убогом доме, я поняла — потеряна не только любовь короля, потеряна и ставшая уже необходимой роскошь. Я не желала быть мисс Болейн из Гевера. Не желала быть дочерью владельца малюсенького замка в Кенте, когда мне совсем недавно покровительствовал сам король Англии. Далеко я ушла от Гевера, и мне ни к чему возвращаться назад.

Отец остался только на три дня, срок достаточный, чтобы повидать управляющего и тех арендаторов, кто особенно настойчиво добивался встречи с ним, разрешить спор о межевом столбе, отправить любимую кобылу к жеребцу — теперь он был готов к отъезду. Должно быть, провожая его на подъемном мосту, я выглядела очень несчастной, если он заметил это, даже вскакивая в седло.

— Ну, что случилось? Соскучилась без придворной жизни?

— Да, — ответила я коротко, не стоит объяснять отцу, что скучаю я не только по двору, больше всего — невыносимо — мне не хватает Генриха.

— Некого винить, кроме себя, — грубовато отозвался он. — Надеюсь, Анна с Георгом смогут все исправить. Если не выйдет, даже не знаю, что с тобой станет. Может, уговорим Кэри принять тебя обратно? Будем надеяться, он тебя простит.

На моем лице отразился ужас, а отец захохотал. Я придвинулась ближе и схватила его за руку в перчатке, небрежно держащую поводья.

— Если король обо мне спросит, скажете, я очень сожалею, если оскорбила его?

Он покачал головой:

— Давай уж следовать совету Анны. Похоже, она понимает, как с ним управляться. А ты будешь делать, что тебе скажут, Мария. Один раз все испортила, теперь изволь слушаться.

— Почему Анна должна решать, что мне делать? — возразила я. — Почему важно только ее мнение?

Отец высвободил руку.

— У нее есть голова на плечах, она знает себе цену. А ты — ты ведешь себя как четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз.

— Но я и есть четырнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в первый раз!

— Вот именно, — отрезал он безо всякого снисхождения. — Поэтому мы и прислушиваемся к Анне.

Он даже не дал себе труда попрощаться. Повернул лошадь и поскакал по мосту дальше к воротам.

Подняла руку, чтобы помахать, если он обернется, но он не обернулся. Ускакал, прямо держась в седле, глядя вперед. Как настоящий Говард. Мы никогда не оборачиваемся. У нас нет времени на сожаления об упущенных возможностях. Если план не сработал, придумаем другой, если меч сломался, возьмем запасной. Если ступенька рухнет прямо перед нами, перешагнем через нее и продолжим путь наверх. Все выше и выше — вот девиз Говардов, и мой отец вернется ко двору, вернется к королю, даже не кинув на меня прощальный взгляд.

К концу недели я обошла все дорожки сада и изучила парк во всех направлениях от исходной точки — подъемного моста. Начала вышивку для алтаря церкви Святого Петра в Гевере и успела закончить квадратный фут неба — на самом деле довольно унылого, потому что там не было других цветов, кроме голубого. Написала три письма Анне и Георгу и отправила ко двору в Эльтам. Три раза посыльный уезжал и три раза возвращался с добрыми пожеланиями вместо ответа.