— Богом клянусь, я и не думал, что она так обидится, — пробормотал он.
— Из-за рубашек?
— Королева все еще чинит мне рубашки. Анна не знала, и ей это пришлось не по вкусу.
— А, — только и оставалось мне сказать.
Генрих покачал головой:
— Я объясню королеве, пусть больше не шьет для меня.
— Это будет мудро, — мягко произнесла я.
— А когда она выйдет, передай ей, как сильно я сожалею, что причинил ей такую боль. Пообещай, никогда в жизни ее больше не обижу.
— Хорошо, я ей передам.
— Я пошлю за золотых дел мастером, пусть сделает ей что-нибудь покрасивей. — Ему самому понравилась такая мысль. — Ее это развеселит, и мы позабудем о ссоре.
— Она повеселеет, когда немножко отдохнет, — пообещала я. — Трудно ей ждать так долго, чтобы выйти за вас замуж. Она так любит ваше величество.
На мгновенье он снова стал похож на того мальчика, что когда-то был безумно влюблен в Екатерину.
— Да, да, оттого она так рассердилась — слишком сильно меня любит.
— Нет сомнения, — немедленно согласилась я, нельзя, чтобы он заметил, насколько гнев Анны несоразмерен дурацкой причине размолвки.
— Я понимаю. — Теперь он почти успокоился. — Нужно с ней быть потерпеливей. Она еще так молода и почти не знает жизни.
Я крепко сжала губы, думая о самой себе — о той девчонке, которую семья подложила ему в постель. Мне бы и шепотом не позволили возразить, не то что такие истерики закатывать.
— Подарю ей рубины. Рубины хороши для добродетельных дам, правда?
— Ей это понравится, — с уверенностью согласилась я.
Генрих подарил Анне рубины, а в благодарность получил не только улыбку. Она вернулась от него поздно вечером, платье в полнейшем беспорядке, чепчик в руке. Я уже спала, не буду ее дожидаться по ночам, как она меня когда-то. Сестра стянула с меня покрывало, разбудила — помочь расшнуроваться.
— Сделала, что ты сказала, и ему страсть как понравилось. И дала ему поиграть моими волосами и грудь потрогать.
— Значит, вы снова помирились. — Я расшнуровала ей корсаж, стянула с нее рубашку.
— А отец скоро станет графом, — с тихим удовлетворением произнесла сестра. — Граф Уилтшир и Ормонд. Я буду леди Анна Рочфорд, а Георг — лордом Рочфордом. Отец возвращается в Европу вести переговоры о мире, а лорд Рочфорд, наш братец, отправляется с ним в качестве одного из самых любимых королевских посланников.
— Графство для отца? — Королевские милости просто рекой льются.
— Да.
— А Георг — лорд Рочфорд? Неплохо, неплохо, ему понравится. И посланник!
— Он же всегда хотел.
— А я? Мне-то что достанется?
Анна повалилась на кровать, чтобы я могла снять с нее туфельки и чулочки.
— А ты останешься вдовой, леди Кэри. Просто еще одной девчонкой из семейства Болейн. Сама знаешь, не могу я все сразу сделать.
Двор собирался в Гринвиче, и королева тоже там будет. Ей достанется весь почет, а Анна пусть сидит себе тихо.
— Что теперь? — спросила я Георга. Я присела на его постель, а он устроился на широком подоконнике. Слуга складывает вещи — брат готовится к поездке в Рим. Георг то и дело вскакивает, кричит старому слуге: „Нет, не этот плащ, этот моль поела“ или „Ненавижу эту шляпу, отдай ее Марии, пригодится малышу Генриху“, а старик продолжает невозмутимо укладывать одежду.
— Что теперь? — повторил мой вопрос Георг.
— Меня вызвали к королеве, я живу теперь в своей старой комнате на ее половине дворца. Анна осталась у себя, совсем одна. Я думала, матушка с ней побудет, я и все остальные придворные дамы теперь обязаны прислуживать королеве, а совсем не Анне.
— Ничего в этом нет плохого, просто ожидается множество народу из Сити, они приходят во время Рождества посмотреть, как король с королевой пируют. Никак нельзя, чтобы купцы и торговые люди болтали о невоздержанности короля. Ему хочется, чтобы все говорили — он выбрал Анну для блага государства, а не ради похоти.
Я бросила взгляд на слугу — не много ли мы себе позволяем.
— Не беспокойся о Джоше, он слегка глуховат, благодарение Богу. Плохо слышишь, да, Джош?
Слуга и головы не повернул.
— Хорошо, хорошо, ты свободен, — сказал Георг, но слуга продолжал как ни в чем не бывало паковать вещи.
— Все равно, лучше не рисковать, — заметила я.
— Джош, — брат повысил голос, — оставь нас, потом докончишь.
Слуга вздрогнул, обернулся, поклонился Георгу и мне, вышел.
Брат бросился на кровать, удобно улегся, положив голову мне на колени. Я прислонилась к спинке кровати.
— Думаешь, доживем до этого? — лениво спросила я. — Такое впечатление, что мы к свадьбе готовимся уже лет сто, не меньше.
Он прикрыл красивые темные глаза, снова открыл, взглянул на меня.
— Бог знает, какова будет цена, когда дело наконец завершится. Счастье королевы, безопасность трона, уважение народа, нерушимая святость церкви. Иногда мне кажется, мы с тобой только и делаем всю жизнь, что на Анну работаем. И много ли нам за это достается?
— Ты, мой дорогой, наследник графской короны, вернее, двух.
— По мне бы лучше отправиться в крестовый поход и убивать неверных. А потом вернуться в свой замок к красотке-жене, которая от меня, храбреца, без ума.
— А мне подавай поле хмеля, яблоневый сад и стрижку овец.
— Ясно, оба дураки. — Георг снова прикрыл глаза.
Он, кажется, заснул на пару минут. Я бережно придерживаю его голову, смотрю, как подымается и опускается при дыхании грудь. Меня клонит в сон, прислоняюсь к расшитому покрывалу на спинке кровати, дремлю.